В Озолмуйже работал мой друг Янис. Сначала кочегаром. Пару ночей я провел у него на работе, заодно помогая ему и его авторитетному коллеге загружать в тачку и подвозить уголь.
Позже Янис был электриком. За столовой в сторону центра первой была его каптерка. Поэтому до, во время и после дискотек можно было насладиться тем, чем обычно занимались ребята в те времена.
Если повезет, после дискотеки можно было какую-нибудь девушку проводить до дома. Чаще всего потом обратно приходилось возвращаться одному.
Я несколько раз проходил мимо построенных на окраине Озолмуйжи Кривеньских ферм,1 которые назывались БАМом. Однажды я провожал девушку в Лоси. Уставшие, мы сидели на обочине возле Гроверишкского кладбища. Там на самом краю есть роскошный памятник, на котором снизу (точно помню!) указан 1899 год. Нужно было идти мимо Цегельни. Если человек был неуклюжим, в школе обычно говорили: «Ну, ты и цегельня!»
На обратном пути на холмах Русской Слободы на рассвете увидел сиявший в ярких лучах солнца красный Цискадский храм.
Через пару недель мне повезло - с ребятами провожали девочек в Цискады. Вот так я впервые попал в это населенное место.
И дома, и в округе все называли это место Соколовкой. А вот храм - Цискадским.
В 1988 году в тогдашнем сатирическом журнале «Дадзис» была шутка о нескольких разных названиях одного населенного пункта: «В расписании отправления автобусов на автовокзале Резекне было написано «Соколовка». На автовокзале в Вилянах в том же самом расписании - «Витоли», а на схеме автобусного маршрута - «Соколовка». Почтовое отделение «Цискады», школа - «Витолу», скорая помощь - «Сакстагала», аптека «Цискада» и Цискадский костел».2
В уточнении данных и другой информации о рождении латгальских деятелей культуры многое сделала краевед Андра Зубко-Мелне. Согласно метрике, в старом Цискадском деревянном костеле 15 сентября 1981 года (на следующий день после рождения, как было принято в те времена) была крещена Констаце Даугуле.3 В свое время здесь же был крещен Францис Трасунс.4
Людей крестил настоятель храма, а таинство Миропомазания можно получить только от епископа. Аналогичная ситуация и с освящением храмов.
Многие люди (думаю, мой дедушка и другие родственники) приняли это таинство Миропомазания в 1914 году.
До начала Второй мировой войны, некоторые латгальские приходы посещало высшее лицо католического духовенства Российской империи митрополит Винсент Ключинский (1847–1917). Архиепископ прибыл из Пскова в Латгалию 20 мая, а вернулся в Петербург 15 июля.5 За эти почти два месяца митрополит Винсент Ключинский посетил 24 прихода (Балви, Виляка, Балтинава, Карсава, Пушмуцова, Стиглава, Роговка, Берзпилс, Гайгалава, Дрицаны, Рикава, Виляны, Нагли, Варакляны, Баркава, Стирниене, Аташиене, Видсмуйжа, Риебини, Феймани, Презма, Цискады, Озолмуйжа, Резекне). В ходе этого визита архиепископ освятил несколько новопостроенных храмов,6 в том числе Цискадский.
Предшествующий епископ в таком же статусе, генеральный викарий митрополита Мартина Козловского Францис Симон (1841–1918), посетил нашу страну7 в 1897 году.8 «Собираясь в Латвию, он научился говорить по-латышски, радости и восторга людей не было конца, когда слышали сильное, важное слово епископа на своем родном языке».9 После Франциса Симона Латгалию посещал епископ Карол Недзелковскис10 (1846-1911), «но этот, как болезненный человек, мало что мог сделать».11
Через несколько месяцев после визита архиепископа Винсента Ключинского и освящения храма, его ограбили. «Nu 12 uz 13 septembri apzogta Cyskoda baznica. Swatzagliga ruka iznasuse skaistu procesijas krystu, cytas baznicas drebes, diwejus bikerus (kelikus) un "pušku" (kur stow Wysusw. Sakraments). Komunikanti izborstiti ap oltoru. Zagli tykuši iškinia lauzdami un grizdami durowas. Izgojuši attaisidami cytas durowas.»12
Хотя разграбление храмов считалось самым гнусным и отвратительным преступлением, такие кражи не были редкостью. Чтобы этого не произошло, обычно назначались сторожа храма (в других местах даже кладбищ).
В саду Цискадского костела церкви есть два захоронения. За апсидой или с правой стороны круглого алтарного места похоронен Епископ Антон Блазевич (1929–1995). В противоположном углу покоится настоятель Винсент Томашунс (1869–1948). Он лежит рядом с храмом, строительство которого начал и завершил (1900 год).
Рядом с костелом построили школу. Ее начали строить в 1924 году. «Pi katoliu Cyskodas bazneicas Sokolovskâ isokts taiseit mojas del pamatškolas. Fundamentim pivasti akmini un dalia ceglu del sinom. Školas nomu ir paradzats celt nu ceglim un divejim stovim.»13
Стены строили из желтого кирпича, школа начала действовать в 1930 году.14
В 1958 году советское руководство приняло решение15 об изменении всей системы образования. «Законом установлено, что переход от семилетней школы к восьмилетней должен быть завершен в 1962 и 1963 учебных годах».16
Летом 1961 года была еще семилетняя школа в Соколовке,17 а в сентябре уже стала Витолской восьмилетней.18
Годами десятью ранее в Латвии началась борьба за то, чтобы дети четко, достаточно громко и внятно говорили в школах, устраняя особенности произношения и другие несовершенства, а писали аккуратно и разборчиво, соблюдая требования оформления и общепринятой грамматики. Это определялось положением «Единая орфография, пунктуация и режим речи в школе», утвержденным Министерством просвещения Латвийской ССР в 1953 году. О единообразной раскладке тетрадей, их проверке и способе исправления». Единый режим был впервые опубликован в 1953 году,19 а в 1956 году вышла новая редакция этих постановлений.
Единый режим Латвии не был инициирован и придуман местными партийцами или лингвистами. Это было распоряжение Москвы, что такие правила должны быть разработаны и введены в обращение в каждой республике Советского Союза (например, Единый орфографический, пунктуационный и речевой режим в школах СССР был введен «уже в 1951/52 учебном году»).20
Особенности произношения в Едином режиме были отправлены в одну мусорную корзину вместе с жаргоном,21 дефектами речи и т.п.
В Латгалии борьба с особенностями произношения проходила острее всего, но в большей или меньшей степени это происходило по всей Латвии.
На III Педагогических чтениях в феврале 1956 года своим опытом поделилась одна учительница из Северной Латвии. «Обучать правильной речи в валкских школах относительно легко, потому что в этой местности говорят на среднем диалекте. Однако есть и особенности в произношении жителей окрестностей Валки, например, в существительных и прилагательных с окончаниями - иньш, - иня не смягчаются согласные (- ина), существительные мужского рода в дательном и творительном падежах множественного числа имеют суффикс -im (kokim, namim). В младших классах легче всего учиться детям, чьи родители говорят на литературном языке. Преподаватели индивидуально работают с учениками, говорящими на диалекте, указывая на их наиболее распространенные ошибки. В средних классах уже нет такого большого влияния из дома. Например, в прошлом ученица 7-го класса К. говорила вне уроков так же, как и ее мать - на диалекте. Сейчас такие черты в языке школьницы почти исчезли».22
Хотя эти постановления предназначались только для школ, его принципы каким-то образом автоматически распространялись на журналистику и искусство.
